Андрей Сахаров (21 мая 1921- 14 декабря 1989)

Sakharov_1989

Особенно симпатичных ему людей Андрей Сахаров характеризовал выражением “абсолютная интеллектуальная честность”. И сам постоянно давал пример такой честности.

О своей картине мира во время создания термоядерного оружия, весной 1953 года, после смерти Сталина, он писал:

“…я уже много знал об ужасных преступлениях – арестах безвинных, пытках, голоде, насилии. Я не мог думать об их виновниках иначе, чем с негодованием и отвращением. Конечно, я знал далеко не все и не соединял в одну картину. Где-то в подсознании была также внушенная пропагандой мысль, что жестокости неизбежны при больших исторических событиях (“лес рубят – щепки летят”). …В общем, получается, что я был более внушаем, чем мне это хотелось бы о себе думать. И все же главное, как мне кажется, было не в этом. Я чувствовал себя причастным к тому же делу, которое, как мне казалось, делал также Сталин – создавал мощь страны, чтобы обеспечить для нее мир после ужасной войны. Именно потому, что я уже много отдал этому и многого достиг, я невольно, как всякий, вероятно, человек, создавал иллюзорный мир себе в оправдание… Очень скоро я изгнал из этого мира Сталина … Но оставались государство, страна, коммунистические идеалы. Мне потребовались годы, чтобы понять и почувствовать, как много в этих понятиях подмены, спекуляции, обмана, несоответствия реальности. Сначала я считал, несмотря ни на что, вопреки тому, что видел в жизни, что советское государство – это прорыв в будущее, некий (хотя еще несовершенный) прообраз для всех стран (так сильно действует массовая идеология). Потом я уже рассматривал наше государство на равных с остальными: дескать, у всех есть недостатки – бюрократия, социальное неравенство, тайная полиция, преступность и ответная жестокость судов, полиции и тюремщиков, армии и военные стратеги, разведки и контрразведки, стремление к расширению сферы влияния под предлогом обеспечения безопасности, недоверие к действиям и намерениям других государств. Это – то, что можно назвать теорией симметрии: все правительства и режимы в первом приближении плохи, все народы угнетены, всем угрожают общие опасности. Мне кажется, что это наиболее распространенная точка зрения. И, наконец, уже в свой диссидентский период я пришел к выводу, что теория симметрии тоже требует уточнения. Нельзя говорить о симметрии между раковой и нормальной клеткой. А наше государство подобно именно раковой клетке – с его мессианством и экспансионизмом, тоталитарным подавлением инакомыслия, авторитарным строем власти, при котором полностью отсутствует контроль общественности над принятием важнейших решений в области внутренней и внешней политики, государство закрытое – без информирования граждан о чем-либо существенном, закрытое для внешнего мира, без свободы передвижения и информационного обмена. Я все же не хочу, чтобы эти характеристики понимались догматически. Я отталкиваюсь от “теории симметрии”. Но какая-то (и большая) доля истины есть и в ней. Истина всегда неоднозначна. Какие выводы из всего этого следуют? Что надо делать нам здесь (т. е. в СССР) или там (т. е. на Западе)? На такие вопросы нельзя ответить в двух словах, да и кто знает ответ?.. Надеюсь, что никто – пророки до добра не доводят. Но, не давая окончательного ответа, надо все же неотступно думать об этом и советовать другим, как подсказывают разум и совесть. И Бог вам судья – сказали бы наши деды и бабушки”.

В сентябре 1989 года Сахаров выступал перед французскими физиками с лекцией, которую озаглавил “Наука и свобода“. Говорил “без бумажек”, и это его выступление, записанное на магнитофон, оказалось одним из последних. Жить ему оставалось меньше трех месяцев. Но он тогда собирался подвести итог не собственной жизни, а веку:

“Через десять с небольшим лет закончится двадцатый век, и мы должны попытаться как-то оценить, как мы его будем называть, что в нем наиболее характерно”.

Сахаров начал с рассказа о том, что недавно, вместе с тысячами соотечественников, стоял у братской могилы жертв сталинского террора, и священники трех религий совершали при этом заупокойные обряды.

Век невиданного в истории террора? Век мировых войн? Век геноцида? Напомнив это, всё же самой важной Сахаров назвал иную характеристику:

“Двадцатый век — это век науки, ее величайшего рывка вперед”.

Он обрисовал три важнейшие цели науки, переплетенные между собой, и первая:

Наука ради науки, ради познания. Наука как самоцель, отражение великого стремления человеческого разума к познанию. Это одна из тех областей человеческой деятельности, которая оправдывает само существование человека на земле”.

Наука дала людям самый мощный инструмент мировой истории и объединяет человечество уже тем, что научные понятия и законы интернациональны, а в научном познании может принять участие любой человек.

Сила науки растет в ходе ее развития, и система основных понятий физики — физическая картина мира — изменилась в 20-м веке фундаментально. Оказалось, что прежняя картина – эта лишь, по его выражению, “поверхностная часть реальности”. А в глубине царят странные — но неизбежные – законы, странные даже для их открывателей. Эйнштейн, например, открывший вероятностный характер микромира, говорил, что “Бог не играет в кости”, так и не признав фундаментальность вероятностных законов физики. Открыв возможность говорить о физике Вселенной в целом, Эйнштейн вначале был уверен, что Вселенная статична, и лишь позже принял факт, что Вселенная расширяется.

Размышляя вслух о драме идей в физике 20-го  века, Сахаров сделал неожиданный прогноз:

“Эйнштейн, и это не случайно, стал как бы воплощением духа и новой физики, и нового от ношения физики к обществу. У Эйнштейна в его высказываниях, в его письмах очень часто встречается такая параллель: Бог – природа. Это отражение его мышления и мышления очень многих людей науки. В период Возрождения, в 18-м, в 19-м веках казалось, что религиозное мышление и научное мышление противопоставляются друг другу, как бы взаимно друг друга исключают. Это противопоставление было исторически оправданным, оно отражало определенный период развития общества. Но я думаю, что оно все-таки имеет какое-то глубокое синтетическое разрешение на следующем этапе развития человеческого сознания. Мое глубокое ощущение (даже не убеждение – слово “убеждение” тут, наверно, неправильно) – существования в природе какого-то внутреннего смысла, в природе в целом. Я говорю тут о вещах интимных, глубоких, но когда речь идет о подведении итогов и о том, что ты хочешь передать людям, то говорить об этом тоже необходимо. И это ощущение, может быть, больше всего питается той картиной мира, которая открылась перед людьми в 20-м веке” [звуковой фрагмент лекции].

Не буду поправлять Андрея Дмитриевича в том, насколько часто у Эйнштейна встречается параллель “Бог – природа” и насколько универсальным было противопоставление науки и религии в 16-19 веках. Сахаров жил в 20-м веке в стране, где такое противопоставление было самым обычным делом. Тем необычнее его предвидение и тем яснее глубокая связь его религиозного чувства с научным мышлением.

Сахаров не пытался оформить свое религиозное чувство в какую-то теологию, но “очень серьезно”, по его словам, относился “к религиозным исканиям других людей”. И сказал: “религия, в отличие от церкви, мне представляется немножко бунтарской всегда. Да, это бунтарская какая-то такая динамическая закваска в человеческой психике”.

Он не пояснил, какое бунтарство имел в виду. Но можно предположить, что физик-теоретик подразумевал бунтарскую смелость духа, необходимую, чтобы в зримых событиях человеческой жизни и истории разглядеть незримого Бога. Подобного рода смелость проявляет физик, предлагая новое теоретическое — “иллюзорное” — понимание наблюдаемых физических явлений. Прыжок от привычных обыденных понятий к таким понятиям физики 20 века, как волновая функция и искривленное пространство-время, потребовал бунтарской смелости и оказался чрезвычайно плодотворным.

В свое — советское — время Сахаров защищал права религиозных людей, но предвидел совсем иное направление правозащиты в иных обстоятельствах: ”Если бы я жил в клерикальном государстве, я, наверное, выступал бы в защиту атеизма и преследуемых иноверцев и еретиков!” Он считал “религиозную веру чисто внутренним, интимным и свободным делом каждого, так же как и атеизм”.

Мир цивилизаций с научной точки зрения // Знание-Сила, 2016, №1-6
Мир цивилизаций глазами Николая Лескова и Владимира Соловьева
Патернализм или ответственная свобода?
Уроки истории науки для свободолюбов
На перепутье истории: Андрей Сахаров, Челябинск, 1989 год
Андрей Сахаров (21 мая 1921- 14 декабря 1989)
Встреча цивилизаций на краю света